Младшая дочь черниговского помещика, а затем члена Сената И.П. Закревского. Её называли на Западе «русской миледи», «красной Матой Хари». Она прожила с М. Горьким двенадцать лет, была любовницей Р.Б. Локкарта и Г. Уэллса. Жизнь её, полная приключений, могла бы послужить сюжетом не одного романа.
Мария-Мура родилась в 1892 году. Когда девушке исполнилось девятнадцать лет, родители послали её в Англию для совершенствования языка, под присмотр сводного брата Платона, который служил в русском посольстве в Лондоне. Этот год определил дальнейшую судьбу Муры, потому что здесь она встретилась с огромным количеством людей из высшего лондонского света и в этот же год вышла замуж за прибалтийского дворянина И.А. Бенкендорфа из побочной линии княжеских Бенкендорфов, но не князя. Тогда же она познакомилась с английским дипломатом Брюсом Локкартом и с писателем Уэллсом.
Затем Мура с мужем переехала в русское посольство в Германии. Жизнь обещала быть весёлой и беззаботной, Мура даже была представлена кайзеру Вильгельму на придворном балу. Но пришёл 1914 год, и все работники посольства покинули Берлин. Война всё изменила.
В военные годы, несмотря на то, что у Муры было уже двое детей, она работала в военном госпитале, а её муж служил в военной цензуре. От Февральской революции они укрылись в имении Бенкендорфа под Ревелем. Но произошла ещё одна революция, а Муре надоела деревня, и она одна отправилась в Петроград, чтобы осмотреться. В это время в имении мужики убили её мужа, а гувернантка чудом спасла детей, укрывшись с ними у соседей.
Положение было таким сложным, что вернуться в Ревель к детям было невозможно, а из петроградской квартиры Муру вскоре выселили революционные власти, и она оказалась на улице, одна, в охваченном беспорядками городе. В это сумасшедшее время в Москву возвратился консул Великобритании Брюс Локкарт, но теперь не как официальный дипломат, а скорее как специальный агент, как осведомитель, как глава особой миссии, призванный установить от имени своего правительства неофициальные отношения с большевиками.
Мура уже вторую неделю приходила в британское посольство после приёмных часов, где у неё были друзья, на которых она очень надеялась. Локкарта она встретила там на третий день после его приезда… Ему шёл тридцать второй год, ей было двадцать шесть.
Очень скоро отношения между Мурой и Локкартом приняли совершенно особый характер: оба страстно влюбились друг в друга. Она видела в нём всё, чего лишилась, для него же Мура была олицетворением страны, которую он полюбил, с которой чувствовал глубокую связь. Недозволенное счастье неожиданно обрушилось на них в страшной, жестокой, голодной и холодной действительности русской революции. Оба стали друг для друга центром всей жизни. Любовь и счастье, и угроза тому и другому были теперь с ними день и ночь. Они жили на квартире в Хлебном переулке, около Арбата. У Локкарта был большой кабинет, книги, письменный стол, кресла и камин. И кухарка была отличная: из запасов американского Красного креста она готовила им вкусные обеды. Мура была спокойной и весёлой в те дни.
Но после расстрела царя пошли слухи о скорой высылке иностранных наблюдателей и осведомителей. Приближалась развязка, но Локкарт и Мура, не позволяя себе лишних слов, от которых становилось только чернее на сердце, мужественно смотрели в будущее, которое неминуемо должно разделить их.
В этот год председателю ревтрибунала Петерсу было тридцать два года. Это был стройный, худощавый, щеголеватый шатен, скуластый, с сильным подбородком и живыми, умными и жестокими глазами. В ночь с 31 августа на 1 сентября он приказал арестовать живших в Хлебном переулке англичан. В квартиру вошёл отряд чекистов, был произведён тщательный обыск, а затем Локкарта и Муру арестовали и увезли на Лубянку. Через некоторое время Локкарта перевели на квартиру в Кремль, где он находился под арестом, разумеется. Но он ничего не знал о Закревской и написал просьбу об её освобождении. Потом Петерс сообщил английскому дипломату, что его отдадут в руки Революционного трибунала, но что Муру он, Петерс, решил освободить. А 22 сентября чекист, улыбаясь, вошёл к Локкарту, ведя за руку его возлюбленную графиню Закревскую, вдову графа Бенкендорфа. То, что с такой родословной Мура не только вышла живой и невредимой, но и спасла Локкарта, говорит о её незаурядном таланте быть обольстительной женщиной… И, наверное, очень умной и ещё, пожалуй, весьма расчётливой. Когда в следующий раз Петерс пришёл с Мурой объявить Локкарту, что его скоро выпустят, чекист выглядел очень счастливым.
Мура провожала Локкарта на вокзале. Он навсегда покинул эту страну и эту женщину.
Она уехала в Петроград. 1919 год - зловещий год для Петрограда и России, год голодной смерти, сыпного тифа, лютого холода в разрушенных домах и безраздельного царствования ВЧК. Здесь она нашла своего знакомого по работе в госпитале, бывшего генерал-лейтенанта А. Мосолова, который её приютил. У неё не было ни прописки, ни продовольственных карточек. Она решила работать. Однажды Мура отправилась во «Всемирную литературу» к К.И. Чуковскому, потому что ей сказали, что он ищет переводчиков с английского на русский. Он обошёлся с ней ласково, дал какую-то работу, достал продовольственную карточку, а летом повёл её к Горькому.
В разное время различные женщины в доме Горького занимали за обеденным столом место хозяйки. С первой женой Е.К. Пешковой он расстался давно, с М.Ф. Андреевой - ещё до революции, но она всё ещё жила в большой квартире писателя, хотя часто уезжала, и в это время её место хозяйки занимала В.В. Тихонова, чья младшая дочь, Нина, поражала сходством с Горьким. В его доме жили и его дети, и дети его жён, и друзья. Часто ночевали гости. Мура всем понравилась, а когда через месяц начались холода, её пригласили жить на квартиру писателя. Комнаты Горького и Муры были рядом.
Уже через неделю после переезда она стала в доме совершенно необходимой. Она прочитывала утром получаемые Горьким письма, раскладывала по папкам его рукописи, отбирала те, которые ему присылались для чтения, готовила всё для его дневной работы, подбирала брошенные со вчерашнего дня страницы, печатала на машинке, переводила нужные ему иностранные тексты, умела внимательно слушать, сидя на диване в его кабинете. Слушала молча, смотрела на него своими умными, задумчивыми глазами, отвечала, когда он спрашивал, что она думает о том и об этом, о музыке Добровейна, о переводах Гумилёва, о поэзии Блока, об обидах, чинимых ему Зиновьевым…
Он знал о Муре немного, кое-что о Локкарте, кое-что о Петерсе. Она рассказала Горькому далеко не всё, конечно. То, что он воспринял как главное, было убийство Бенкендорфа и разлука с детьми. Она не видела их уже третий год, и она хотела и надеялась вернуться к ним.
Горький любил слушать её рассказы. У неё была короткая, праздная и нарядная молодость, которая рухнула от первого удара карающего эту жизнь топора. Но она ничего не боялась, шла своим путём, и не сломили её ни ВЧК, ни то, что мужа разорвали на части, ни то, что дети бог знает где. Она - железная женщина. А ему пятьдесят два года, и он человек прошлого века, у него за спиной аресты, высылки, всемирная слава, а теперь - застарелый туберкулёз, кашель и кровохарканье. Нет, он не железный.
Когда в Россию приехал Герберт Уэллс с сыном, Горький пригласил их жить к себе, в эту же большую и густонаселённую квартиру, потому что приличных гостиниц в то время было не найти. И Мура все дни была официальной переводчицей по распоряжению Кремля. К концу второй недели своего пребывания в Петрограде Уэллс внезапно почувствовал себя подавленным, не столько от разговоров и встреч, сколько от самого города. Он стал говорить об этом Муре, которую встречал ещё перед войной, в Лондоне. А она была наделена врождённой способностью делать всё трудное лёгким и всё страшное - не совсем таким страшным, каким оно кажется, не столько для себя и не столько для других людей, сколько для мужчин, которым она нравилась. И вот, улыбаясь своей кроткой улыбкой, она уводила Уэллса то на набережную, то в Исаакиевский собор, то в Летний сад.
Когда Мура попыталась пробраться в Эстонию нелегально, чтобы узнать о детях, её задержали, и Горький сразу же поехал в петроградскую ЧК. Благодаря его хлопотам Муру выпустили. Но когда восстановилось железнодорожное сообщение с Эстонией, она опять отправилась туда. Тогда уже было ясно, что Горький вскоре уедет за границу. Она надеялась, что он поедет через Эстонию, и хотела дождаться его там. Но в Таллине её сразу же арестовали, обвинив в том, что она советская шпионка. Она наняла адвоката, и её выпустили, взяв подписку о невыезде. Через три месяца её выслали бы обратно в Россию, куда ей совсем не хотелось. Но ни в какую другую страну она не могла уехать из Эстонии, впрочем, как и из России. «Вот если бы вы вышли замуж за эстонца и получили бы эстонское гражданство, - намекнул ей адвокат, - вас бы выпустили».
Она жила с детьми три месяца, и родня мужа из-за этого лишила детей всякой денежной поддержки. Теперь она должна была сама содержать их и гувернантку. И именно в этот момент тот адвокат познакомил её с бароном Николаем Будбергом. Барон тоже хотел в Европу, но у него не было денег. Муре Горький, который был в Берлине, перечислил тысячу долларов. Теперь её брак с бароном всё решал: он получал деньги на выезд, она - визу. Горький в Берлине энергично хлопотал за Муру, которую предложил властям назначить за границей его агентом по сбору помощи голодающим России.
Годы 1921–1927 были счастливыми для Горького. Лучшие вещи его были написаны именно в это время, и, несмотря на болезни и денежные заботы, была Италия, которую он так любил. И была рядом Мура.
Сияющее покоем и миром лицо Муры и большие, глубокие и играющие жизнью глаза, - может быть, это всё было и не совсем правда, или, наверное, даже не вся правда, но этот яркий и быстрый ум, и понимание собеседника с полуслова, и ответ, мелькающий в лице, прежде чем голос прозвучит, и внезапная задумчивость, и странный акцент, и то, как каждый человек, говоря с ней или только сидя с ней рядом, был почему-то глубоко уверен в своём сознании, что он, и только он, в эту минуту значит для неё больше, чем все остальные люди на свете, давали ей ту тёплую и вместе с тем драгоценную ауру, которая чувствовалась вблизи неё. Волосы она не стригла, как тогда было модно, а носила низкий узел на затылке, заколотый как бы наспех, с одной или двумя прядями, выпадающими из волны ей на лоб и щеку. Её тело было прямо и крепко, фигура была элегантна даже в простых платьях. Она привозила из Англии хорошо скроенные, хорошо сшитые костюмы, научилась ходить без шляпы, покупала дорогую и удобную обувь. Драгоценностей она не носила, мужские часы на широком кожаном ремешке туго стягивали её запястье. В её лице, с высокими скулами и широко поставленными глазами, было что-то жёсткое, несмотря на кошачью улыбку невообразимой сладости.
Горький вместе с многочисленным семейством переезжал из одного санатория в другой. Жили всегда просторно и удобно. Когда писателю становилось лучше, он с Мурой ходил гулять к морю. В Херингсдорфе, как и в Саарове, в Мариенбаде и в Сорренто он ходил медленно. Носил чёрную широкополую шляпу, сдвинув её на затылок, жёлтые усы загибались книзу. Утром читал газеты и писал письма. За порядком в доме по-прежнему следила Мура. Но теперь регулярно, три раза в год, она ездила в Таллин к детям - летом, на Рождество и на пасху - и проводила с ними каждый раз около месяца. Иногда она задерживалась в Берлине по издательским делам Горького. Но в Берлине жил ещё Николай Будберг, её официальный муж, и он вёл себя так, что его в любое время могли посадить в тюрьму - за карточные долги, за невыплату алиментов, за неоплаченные чеки… Ей приходилось улаживать дела барона - платить… Мура решила отправить мужа в Аргентину, и ей это удалось. Больше она о нём никогда не слышала.
Когда умер Ленин, Горький написал о нём воспоминания, которые на Родине подверглись жестокой цензуре. И именно тогда Мура стала уговаривать Горького вернуться в СССР! Она рассуждала здраво: тираж его книг на иностранных языках катастрофически падал. А в России его стали забывать, и если он не вернётся в ближайшее время, его перестанут читать и издавать и на Родине. Но Мура возвращаться с ним в Россию не собиралась. На что она надеялась, отказываясь от помощи Горького?
Оказывается, все эти годы, когда она была секретарём и подругой пролетарского писателя, во время поездок в Таллин она останавливалась не только в Берлине, но и в Лондоне, и в Праге, и кое-где ещё. Она пыталась возобновить прежние связи, и несколько раз виделась с Уэллсом. Но главное, она искала Локкарта, и наконец ей это удалось. Она встретилась с ним в Вене. Он сразу понял, что не испытывает к ней прежних чувств, и она это поняла. Но они стали довольно регулярно видеться. Локкарт писал позже, что Мура давала ему в двадцатые годы «огромную информацию», важную для его работы в Восточной Европе и среди русских эмигрантов. Очень скоро его опять начали считать - не благодаря ли возобновлению сотрудничества с Мурой? - одним из экспертов по русским делам, а потом он стал видным журналистом в газете «Ивнинг стандард». Он написал книгу «Мемуары британского агента» о днях русской революции, по ней был поставлен фильм «Британский агент» о приключениях английского дипломата в драматические дни в Москве, о его любви к русской женщине, о тюрьме, спасении и разлуке. На первый просмотр фильма Локкарт пригласил Муру.
В конце двадцатых Горький уже постоянно ездил в СССР и обещал вернуться туда окончательно, поэтому Госиздат начал выпускать собрания его сочинений, и писателю поступали гонорары, несмотря на трудности перевода денег из России за границу. Мура имела небольшой, но постоянный заработок у Локкарта, но благодаря Горькому она не бедствовала и даже перевезла детей с гувернанткой на постоянное место жительства в Лондон, где и сама решила закрепиться после того, как пролетарский писатель вернётся на Родину. Она хорошо подготовилась к его отъезду: с 1931 года Мура начала фигурировать то тут, то там как «спутница и друг» Уэллса. Ему было тогда шестьдесят пять.
Горький уехал и оставил Муре часть своего итальянского архива. Его нельзя было везти в СССР, потому что это была переписка с писателями, которые приезжали из Союза в Европу и жаловались Горькому на советские порядки. Но в 1936 году на Муру было оказано давление кем-то, кто приехал из Советского Союза в Лондон с поручением и письмом к ней Горького: перед смертью он хотел проститься с ней, Сталин дал ей вагон на границе, её обещали доставить в Москву, а потом обратно. Она должна была привезти в Москву его архивы. Если бы она их не отдала, их взяли бы силой. А если бы уничтожила, спрятала? Но Мура привезла архивы в Москву, её провели к Горькому и сразу же после её ухода объявили об его смерти. К тому времени Сталин получил из Европы все архивы, которые ему были нужны - Троцкого, Керенского и Горького - и начал готовить процесс Рыкова-Бухарина.
…Мура стояла наверху широкой лестницы отеля «Савой» рядом с Уэллсом и принимала входивших гостей. Каждому она говорила что-нибудь любезное и улыбалась за себя и за него, потому что настроение его последнее время было скорее сердитым и мрачным. Приём был торжественный, устроил его ПЕН-клуб в честь семидесятилетнего юбилея Уэллса. Говорят, Уэллс уговаривал её выйти за него замуж. Она не согласилась.
Всю войну она работала на Локкарта в журнале «Свободная Франция». Уэллс воспринимал её деятельность у французов как необходимое убийство времени. Он жил теперь в собственном особняке и начал пророчествовать о конце света, потому что все его лучшие книги остались в прошлом. Он болел, а в 1945 году никаких надежд на улучшение здоровья уже не осталось, и с этого времени Мура была с ним неотлучно. Война состарила её. Она начала толстеть, ела и пила очень много и небрежно относилась к своей внешности. Ей было пятьдесят четыре года, когда умер Уэллс.
После войны Мура жила в Лондоне совершенно свободно, без денежных затруднений. Сын жил на ферме, дочь вышла замуж. Мура несколько раз ездила в СССР как британская подданная. В конце жизни она очень растолстела, общалась больше по телефону и всегда имела под рукой полбутылки водки. За два месяца перед смертью сын, бывший уже на пенсии, взял её к себе в Италию.
В некрологе «Таймс» назвал её «интеллектуальным вождём» современной Англии, женщиной, которая в течение сорока лет находилась в центре лондонской интеллектуальной и аристократической жизни.
Она любила мужчин, не только своих троих любовников, но и вообще мужчин, и не скрывала этого. Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти её, и мужчины это знали, чувствовали это в ней, и пользовались этим, влюбляясь в неё страстно и преданно. Её увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу.
Если ей что-нибудь в жизни было нужно, то только ею самой созданная легенда, её собственный миф, который она в течение всей своей жизни растила, расцвечивала, укрепляла. Мужчины, окружавшие её, были талантливы, умны и независимы, и постепенно она стала яркой, живой, дающей им жизнь, сознательной в своих поступках и ответственной за каждое своё усилие.
Любимая женщина русского шпионажа
Оду самой таинственной русской красавице XXвека - Марии Будберг - лучшего всего писать, используя цитаты из... донесений разведки. Эта женщина-загадка всегда была под ее пристальным наблюдением. Немецкая полиция считала, что баронесса сотрудничает с советской и английской разведками, англичане искали ее связи с германской и ЧК, а чекисты были уверены, что она, соответственно, немецкая и английская шпионка.
Но разведку интересовала не только и не столько сама Мария, сколько те мужчины, что были рядом с ней. Локкарт, Горький, Фрейд, Рильке, Уэллс, Чуковский, Ницше, Петерс, Ягода- это окружение нашей героини. Очень близкое окружение. Все эти великие люди были очарованы Марией, доверяли ей безраздельно и готовы были ради нее рискнуть всем, в том числе карьерой и головой. В руки спецкора «МК» попали уникальные, нигде до сих пор не публиковавшиеся документы. Бумаги, которым почти век! Они подтверждают многое и одновременно опровергают не меньше из того, о чем фантазировали авторы романов о Марии Будберг.
Мария Будберг незадолго до смерти в своем доме в Италии.
Бисквитный торт и красивая женщина
Желтые листки со скудными машинописными донесениями. Как они дожили до сегодняшнего дня? Впрочем, нет ничего странного, все те редкие документальные свидетельства, что не были уничтожены самой Будберг (аона незадолго до смерти сожгла огромный архив, за который многое бы отдали разведки всего мира!), хранились пуще любого сокровища. И сейчас вот они, вот она, истина! Спустя столько лет, после стольких написанных про Марию романов и стольких придуманных про нее историй!
Перевожу одну из бумаг, что у меня в руках.
Берлин. 1922год. В Политпрезидиум, отдел 1-А, контрразведка.
О русской подданной баронессе Будберг и бароне Будберг, подозреваемых в шпионаже. Просьба распорядиться об установлении упомянутых лиц в Берлине и выяснении рода их занятий.
Итак, немцы действительно подозревали Будберг в шпионаже. Но в чью пользу? И значит ли это, что Мария точно не была немецкой шпионкой?
В это время Муре (так ее называли дома) было 30лет и она уже была близко знакома как минимум с четырьмя незаурядными мужчинами. Выглядела она на 18 - без единой морщинки, с тонкой талией и озорными смешинками в глазах. Перенесемся в те времена, когда ей действительно было 18 лет, чтобы проследить, какой путь она прошла к тому моменту, когда появился документ, что у меня в руке.
Секрет привлекательности Муры многие видели в ее умении любить каждого мужчину как единственного.
Мужчина первый. Бенкендорф.
В 1910 году умница и красавица Мария Закревская, только что закончившая пансионат благородных девиц, очаровала дипломата и придворного Николая Второго, владельца поместья в Эстонии господина Бенкендорфа.
Из досье "МК"
Так называемый заговор Локкарта, или заговор послов, был организован в 1918 году. Согласно официальной версии, изложенной зам. председателя ВЧК Петерсом, глава специальной британской миссии Локкарт при участии послов Нуланса и Фрэнсиса попытался свергнуть большевистскую власть (подкупив находившихся в Москве латышских стрелков, охранявших Кремль). Именно заговор Локкарта стал одним из поводов для развертывания массового красного террора.
Свадьбу откладывать не стали. Ивот Мария Бенкендорф часто сопровождает мужа в поездках за границу, некоторое время даже работает в русском посольстве в Берлине. А потом началась революция. Пришлось вернуться на родину.
Мария стала частым гостем в английском посольстве в Петрограде. Возможно, благодаря давней дружбе с дочерью английского посла. Как бы то ни было, похоже, что именно там она и знакомится с известным английским разведчиком Робертом Брюсом Локкартом.
Мужчина второй. Локкарт.
Мура вскоре становится его любовницей. Не очень, казалось бы, сентиментальный, как и все шпионы, Локкарт впоследствии в «Мемуарах британского агента» так описывал свои чувства: «Что-то вошло в мою жизнь, что было сильней, чем сама жизнь. Стой минуты она уже не покидала меня, пока не разлучила нас военная сила большевиков». Слова человека именно любившего.
«А как же муж?»- спросите вы. К тому времени пришло печальное известие о его гибели под Ревелем то ли от рук красных, то ли белых, то ли простых бандитов. Когда английское посольство переехало из Петербурга в , его глава Локкарт позвал Муру. Она приехала и стала жить у него в доме №19 в Хлебном переулке. В это время Локкарт становится виновником грандиозного политического скандала: его обвиняют в попытке военного переворота и захвате самого Ленина.
Из документов следует, что в ночь на 1сентября 1918 года отряд чекистов под руководством коменданта Кремля Малькова проводит в квартире Локкарта обыск. Вот что они увидели там: «Вазы с фруктами и цветами, вино и бисквитный торт в гостиной. Красивая женщина, сожительница Локкарта, некая Мура в спальне дипломата».
Муру арестовали, и она оказалась в подвалах Лубянки. Однако Локкарт, не боясь, что его тоже арестуют, идет выручать возлюбленную. Сначала он обращается в Комиссариат по иностранным делам с просьбой оее освобождении, потом прямо к грозному зам. председателя ВЧК Якову Петерсу.
Мужчина третий. Петерс.
Локкарт уверяет Петерса, что Мура ни в чем не виновата. Думаю, опытный чекист был, мягко говоря, удивлен тем, как рискует глава британской миссии ради «какой-то русской дамочки». Тем не менее Петерс обещает разобраться и... предъявляет ордер на арест самого Локкарта. Допрос обоих арестованных- Локкарта и его любовницы Муры - на Лубянке проводил сам Петерс. И происходит нечто фантастическое: Петерс выпускает Муру. И вскоре они вместе приходят в камеру к Локкарту (точнее, местом его заключения была уютная квартирка бывшей фрейлины императрицы в Кремле). Мария бросается милому на шею и передает подарок - «Историю французской революции». Между страницами книги была записка: «Ничего не говори. Все будет хорошо». При этом Петерс был очень дружелюбен и всем видом показывал, что он о чем-то с Мурой договорился. Выходит, она очаровала и его! Хорошо знавший Марию литературовед Роман Якобсон рассказывал, что однажды он спросил Муру: «Спала ли ты с Петерсом?» - и та ответила: «Конечно».
Как бы то ни было, Локкарта действительно после хлопот Муры вскоре освобождают, и он покидает Россию.
Мужчина четвертый. Максим Горький.
А что же Мура? Она остается в России, но уезжает из Москвы в Петроград, где знакомится с Корнеем Чуковским. Ауже тот приводит ее к Максиму Горькому, который возглавлял издательство «Всемирная литература». Горький берет Муру на должность секретаря издательства и вскоре влюбляется, да так сильно и страстно, что жить без нее не может. Объяснить этот феномен - почему влиятельные мужчины так тянулись к Марии - и сложно, и просто одновременно. Сложно, потому что все эти мужчины были совершенно не похожи друг на друга ни внешне, ни по характеру. Просто, потому что Мура не приспосабливалась к ним, не выживала - она любила. С каждым из них она была как с единственным: не жалела нежности и ласки, не боялась обнажить себя и экспериментировать. Про эксперименты надо бы сказать отдельно - сохранились свидетельства подруг Марии, которые уверяли, что она любила секс и искала в нем новизны.
Благодаря Максиму Горькому (в центре) Марию Будберг в 1919 году выпустили из-под ареста.
В 1919 году Муру опять арестовали. Поводов для этого не было.
Думаю, чекисты заинтересовались ее новой работой у Горького и искали возможности привлечь ее к сотрудничеству,- говорит ветеран разведки Леонид Колосов (не так давно умер). - Кто знает? Возможно, с ней расправились бы, как это делали с другими. Но помогло вмешательство Горького, который написал даже Григорию Зиновьеву - кандидату в члены Политбюро РКП, с которым был в плохих отношениях: «Позвольте еще раз напомнить Вам о Марии Бенкендорф - нельзя ли выпустить ее на поруки мне? К празднику Пасхи?»
Зиновьев просьбу удовлетворил, иПасху Мура и Максим Горький встречали вместе. Этой женщине главный пролетарский писатель посвятил одно из основных своих произведений - «Жизнь Клима Самгина». Горький предлагает ей выйти замуж, но Мария почему-то отказывается (хотя живет с ним, распоряжается по хозяйству, заправляет всеми делами). Кстати, она также в свое время отказалась от предложения руки и сердца Локкарта. Странная женщина, не правда ли? Разведчики говорят, что она мечтала уехать из России. И действительно, как только она получила разрешение на выезд, отправилась в Эстонию, где сразу же вышла замуж за ничем не примечательного барона Николая Будберга.
Мужчина пятый. Будберг.
Сама Мария признавалась: ей очень нравился титул и фамилия. Вот и вся история этого замужества. Хотя как знать - агентом какой из разведок мог быть барон?
Шпионка неизвестной страны
Изучаю новый документ. Это донесение из эстонских спецслужб.
«Во время германской оккупации обратила на себя внимание своим подозрительным поведением некая женщина. Она оказалась женой убитого впоследствии Бенкендорфа, владельца поместья в Эстонии. Пользовалась репутацией очень умной, но не разбирающейся в средствах особы. Упомянутая долго жила в России и утверждает, что пострадала от большевиков. Правые русские круги единогласно заявляют, что она работала в ЧК и теперь еще находится на службе у Советского правительства. Они предупредили даже эстонский дворянский клуб, что она большевистский агент. Им хорошо известно о ее деятельности во время германской оккупации в Ревеле. Теперь она замужем за бароном Будбергом. Согласилась на этот брак только потому, что намерена продолжить свою шпионскую работу под другой фамилией. Можно также предположить, что она имеет связи с англичанами. Имеет страсть ко всему английскому, жила с каким-то англичанином (речь о Локкарте. - Е.М.)».
Получается, Мура точно не работала ни на немцев, ни на эстонцев, но могла быть агентом английским и российским (большевистским). Интересный факт: когда Мария приехала в , немцы устроили в ее жилище обыск. Перевернули все и никаких доказательств ее шпионской деятельности не нашли.
По сути не было ни единой бумажки, подтверждающей, что Мура - агент. Но все равно острожные немцы написали в рапорте: «Не исключено, что оказывает помощь русскому посланнику в Берлине. Хотя нити их связи не раскрыты». Были еще допросы-опросы. Мура немецкой контрразведке твердила одно: пострадала от большевиков, ненавидит их, а с англичанами знакома со школьных лет (училась в Лондоне). От нее на какое-то время отстали. Хотя присматривать за «подозрительной русской» не переставали.
И вот я читаю очередное донесение от 1924 года.
Государственный комиссар по охране общественного порядка в Отдел А. Берлин.
«Как я узнал, баронесса Будберг до последнего времени поддерживала самый тесный контакт с советским послом. Она якобы является правой рукой посла и оказывает услуги русским дипломатическим кругам как агент и шпион. Распоряжение о высылке из Берлина Николая Будберга не могу исполнить, так как он сам выбыл неизвестно куда».
Муж Муры, барон Будберг, действительно исчез где-то в Латинской Америке, а она стала жить исключительно за счет Максима Горького. Во всех его заграничных поездках Мура была рядом, вела дела писателя, занималась редактированием и переводами статей журнала, который он издавал, на английский язык.
Самой банальной версией было бы считать, что баронесса шпионила за пролетарским писателем, пока он был за границей,- говорил мне покойный ныне разведчик Леонид Колосов. - Но совсем не прост был Максим Горький, так что недолго протянул бы соглядатай с ним рядом. Возможно, и делилась иногда Мура с ЧК какими-то сведениями о настроениях писателя, его планах. Но, может, тогда сам Горький ей и редактировал эти отчеты. Могла она посылать донесения о международной обстановке. Но не думаю, что она владела какой-то серьезной информацией.
Чекисты наверняка обращались за помощью к Муре, чтобы вернуть Горького в СССР. Сталин очень боялся, что писатель станет его критиковать из-за бугра. Вобщем, Горький согласился вернуться по совету Муры. Это факт. И весь свой архив он оставил ей (уже после смерти часть документов она передала-таки Сталину).
Мария несколько раз приезжала к Горькому в Москву. Впоследний раз - буквально накануне смерти.
Именно она оставалась в комнате писателя в последние сорок минут его жизни,- продолжают историки разведки. - Оставалась одна. Она не пустила в комнату умирающего даже приехавшего Сталина. Как только она ушла, Горький умер. А Мура куда-то уехала с руководителями ЧК...
Увы, это породило версию о причастности Муры к убийству писателя. Говорили о некоем стакане, стоявшем на тумбочке и таинственно исчезнувшем. Горький тогда тяжело и мучительно болел, и, возможно, этот стакан избавил его от страданий...
Но если версия о том, что Будберг была большевистским агентом, еще находит подтверждение, то как быть с английским следом?
В документах я ничего об этом не нашла. Хотя... вот он, подлинный протокол одного из обысков, в моих руках:
«Проверка личных вещей проводилась в присутствии госпожи Будберг и при помощи криминал-ассистента Буга. Кроме нескольких не составляющих интерес частных писем найдены переводы с русского на английский, которые должны быть выпущены в форме книги. Во время обыска Мария сообщила, что знает англичанина Хикса с15 года. Познакомились в Петербурге, где он был прикомандирован к английской военной миссии как полковник. Сообщила и о том, что в 1917–1918 годах работал в английском коммерческом обществе».
Доказывает ли это связи Марии с английской разведкой? По-моему, никоим образом. Может быть, это доказывают ее отношения с писателем Гербертом Уэллсом? Роман с известным фантастом был фантастическим (простите за тавтологию).
Итак. Мужчина шестой. Герберт Уэллс.
Известный писатель гостил в Петрограде у Максима Горького и однажды «ошибся дверью»- попал в спальню его секретарши и любовницы Марии Будберг. И забыть этой своей «ошибки» он не смог по возвращении в Лондон. Он пригласил ее к себе. Она приехала, потом навещала его еще несколько раз в конце 20-х годов. А после (когда Горький из своих заграничных каникул вернулся в СССР) стала жить с ним в Лондоне почти официально.
«Я люблю ее голос, люблю ее присутствие, ее силу и ее слабость» - это строчки из автобиографии Герберта Уэллса, и они - о Муре. Он так же, как в свое время Локкарт и Горький, уговаривал ее выйти за него замуж, но она отказала и ему! Был даже случай, когда Мария пригрозила Уэллсу, что выбросится из такси, в котором они ехали, если он не прекратит настаивать. При этом она неизменно повторяла, что любит его, и он эту ее любовь чувствовал всей душой. Уже живя с ним, она ездила в гости в Москву, к Горькому. Конечно, скрывала это (говорила, что едет проведать детей в Эстонии). Но в 1934 году правда вскрылась: Уэллс приехал в Москву, беседовал со Сталиным и Горьким и выяснил, что только что здесь была Мура. Горький так и сказал ему: «Она и в прошлом году приезжала ко мне три раза». «Я был ранен так, как меня не ранило ни одно живое существо», - написал Герберт Уэллс. Но вскоре Муру простил. И не пожалел об этом: когда он тяжело заболел, только Мария за ним ухаживала и оставалась рядом вплоть до самой смерти.
И где во всей этой любовной истории усмотреть шпионскую деятельность? Тогда бы пришлось предположить, что сам Уэллс- агент британской разведки. Но писатель-фантаст всегда держался подальше от властей и тем более тайной полиции.
Разведчица? Блудница?
Все эти мужчины были отнюдь не единственными в жизни Муры. Вразные годы она встречалась (и только ли встречалась?!) с великим Зигмундом Фрейдом, философом Ницше, поэтом Рильке... Они все видели в этой женщине что-то особенное. Но была ли она шпионкой? И если да, то скольких стран?
Я не считаю, что она была просто осведомителем,- продолжает разведчик Колосов. - Она переписывалась с врагом народа Ягодой, что-то ему постоянно сообщала, а взамен получала через него визы на въезд в СССР и выезд за границу. И я все-таки уверен, что это именно она отравила Максима Горького, которого очень боялся Сталин. Ягода как-то признался, что Горького убил один из самых тайных его агентов, коим была бывшая любовница… Однажды я оказался в командировке в Италии. Посетил виллу, на которой проживал и трудился Горький. Так вот одна из местных старух со следами былой красоты поведала мне: «Я обслуживала Массимо, когда он приезжал сюда лечиться от чахотки. О, это был настоящий мужчина! Не в пример нашим синьорам, которые умеют работать только своими болтливыми языками. А Массимо был немногословен, но неутомим... Кстати, слыхала я от разных гостей, приезжавших сюда, что вашего великого писателя загубила какая-то блудница со странным именем». Так что я тоже считаю, что Мария была блестящей путаной, сверхпрофессионалкой.
Позволю себе не согласиться. Мура была прозорливой и мудрой женщиной. Все ее великие мужчины закончили жизнь плачевно, а она жила и жила. Думаю, она вела некую игру со многими разведками мира. Делилась тем немногим, что знала. И благодаря этому выживала сама и, скорее всего, спасала своих мужчин. А уж кому они служили, кто из них приписывал ее к своим агентам - вряд ли она даже интересовалась этим. Главное, она любила. Любила как умела.
1974 год. Италия. Мария Будберг едва передвигалась по дому. Загадочная красавица превратилась в старую больную женщину, которая носила с собой флакончик с настойкой. Но сколько секретов хранила в своем сердце! Предчувствуя смерть, Мария Игнатьевна сожгла рукописи и личный архив, которые она держала почему-то в автомобильном трейлере, стоявшем около дома. Все тайны ушли вместе с ней...
Буккер Игорь 20.04.2013 в 16:00
Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, названная Ниной Берберовой "железной женщиной", - особа невероятно интересная по двум статьям: как двойной агент британской и советской разведки и любовница выдающихся писателей Горького и Уэллса. Практически вся наша информация о ней происходит из книги Берберовой, которая предупреждала, что верить всему, что говорила ей Мура, нельзя.
"Чтобы выжить, ей надо было быть зоркой, ловкой, смелой и с самого начала окружить себя легендой", - писала в книге "Железная женщина" Нина Берберова. - Кто она? - спрашивали меня друзья, узнав про книгу о Марии Игнатьевне Закревской-Бенкендорф-Будберг. - Мата Хари? Лу Саломе?"
Мура, как звали ее близкие, родилась в 1892 году в семье черниговского чиновника Игнатия Платоновича Закревского, хотя всю свою жизнь врала, что приходится правнучкой Аграфене Федоровне Закревской, жене московского генерал-губернатора - известной красавице, воспетой Пушкиным "медной Венере". Вячеслав Ходасевич, веривший Муриной муре, частенько ей говорил: "Искать примеров, как нужно жить, не нужно, когда была такая бабушка".
Сводный брат Платон служил в русском посольстве в Лондоне и в 1911 году Мура приехала к нему и училась в школе для девушек Ньюхэм в Кембридже. Потом она утверждала, что за ее плечами Кембриджский университет. Иностранные языки она знала, но долгое пребывание в иноязычной среде наложило отпечаток на ее русский язык. В том же году Мура Закревская вышла замуж за сотрудника русского посольства Ивана Александровича Бенкендорфа и стала называть себя графиней, хотя супруг графом не был. Он принадлежал к боковой ветви знаменитого рода и прав на титул не имел. В 1913 году она родила сына, через два года - дочь.
Летом 1917 года Бенкендорфы находились в своем эстонском поместье, в октябре Мура поехала в Петроград и не вернулась. Местные крестьяне зверски убили ее мужа. Дети остались с гувернанткой и Мура долгое время не знала об их судьбе. Вскоре ее выселили из столичной квартиры и она нашла приют в британском посольстве. Здесь она познакомилась с вице-консулом и по совместительству британским разведчиком Брюсом Локкартом. Его супруга, потеряв при родах первенца, рожать второго уехала в Англию. Локкарт настолько загулял, что в начале осени 1917 года ему настоятельно порекомендовали вернуться домой и навестить семью.
Роман Муры и Брюса разгорелся почти сразу после приезда Локкарта в Москву. "В мою жизнь вошло нечто, что оказалось сильнее и прочнее всех других связей, чем сама жизнь", - признавался Локкарт в своих "Мемуарах британского агента". Локкарт поселил русскую любовницу в своей квартире в Хлебном переулке. Лавстори приказала долго жить в ночь с 31 августа на 1 сентября 1918 года, когда в дверь постучали чекисты. На англичанина повесили "дело послов", в котором он был задействован по самую маковку, а заодно взяли и Муру.
Спустя три недели в камеру Локкарта пришел заместитель Дзержинского Яков Петерс с Мурой под ручкой, чтобы освободить шпиона. "Здравствуй, моя Мурка и прощай!" - мог бы пропеть погоревший агент, благодаря свою заступницу. Каким образом Мура отблагодарила Петерса - нам неизвестно. Вопрос о том, была ли Мура двойным или тройным агентом, работала ли она на советскую, немецкую, британскую разведки - остается открытым. Архивы пока закрыты, а верить Муре на слово не советовала даже ее биограф.
Мура попросилась к Чуковскому на работу переводчицей. Мура знала немецкий, французский, английский и итальянский языки. Корней Иванович устроил ее к Горькому в секретари. Считается, что Мура стала любовницей любвеобильного Алексея Максимовича. Горький посвятил ей свой последний роман "Жизнь Клима Самгина". Казалось, Мура наконец обрела покой и устроилась в этой жизни, но тут свинью ей и Горькому подложил глава Петрограда Григорий Зиновьев. Это только ради рифмы говорится, что "писатель Горький Алексей был остроумнейший еврей". Большевик Гирш Аронович, мягко говоря, недолюбливал пролетарского писателя, а Муру откровенно считал английской шпионкой. Муру арестовали, но после письма Горького куда-надо - ее выпустили.
Пока Горький лечил свой туберкулез, разъезжая по заграницам, Мура вела хозяйство писателя. По совету адвоката, чтобы получить свободный выезд за бугор, надо было иметь эстонский паспорт и Мура заключила фиктивный брак с бароном Николаем Будбергом. В отличие от предыдущего мужа - этот был действительно барон. Новоявленная баронесса Будберг передала своему мужу - кутиле и картежнику - тысячу долларов, которую из Берлина ей прислал Горький, и навсегда с ним распрощалась, оставив себе только фамилию и титул.
По отзывам современников, Мура не отличалась особой красотой, порой вела себя развязно и много пила. Словом, эдакая эмансипэ начала прошлого века. "Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти ее, и мужчины это знали, чувствовали это в ней и пользовались этим, влюбляясь в нее страстно и преданно, - пишет Берберова. - Ее увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Она была свободна задолго до всеобщего женского освобождения".
В Москве в свое время ее считали тайным агентом Англии, в Эстонии - советской шпионкой, во Франции русские эмигранты одно время думали, что она работает на Германию, а в Англии, что она - агент Москвы. На Западе ее назвали "русской миледи ", "красной Мата Хари ".
"Железная женщина" - так назвал Марию Закревскую-Бенкендорф-Будберг еще в 1921 году Максим Горький. В это прозвище вложено больше, чем может показаться на первый взгляд. Горький всю жизнь знал сильных женщин, его тянуло к ним. Мура (так звали ее друзья) была и сильной, и новой, и, кроме того, она считалась правнучкой или, может, праправнучкой Аграфены Федоровны Закревской, жены московского губернатора, которой Пушкин и Вяземский посвящали стихи. Пушкин называл Аграфену Федоровну в письмах медной Венерой. Это был второй смысл прозвища Горького. И третий проявился постепенно, как намек на "Железную маску", на таинственность, окружавшую эту женщину.
На самом деле Мария Игнатьевна была дочерью сенатского чиновника, Игнатия Платоновича Закревского, не имевшего отношения к графу А.А. Закревскому, женатому на Аграфене. Первый муж Муры, И.А. Бенкендорф, не принадлежал к линии графов Бенкендорф и не имел графского титула. Не заканчивала Закревская и Кембриджский университет, как утверждала, и не была переводчицей шестидесяти томов русской литературы на английский язык. Единственное, что было правдой - это ее второе замужество, которое дало ей титул баронессы Будберг. И хотя с самим бароном она рассталась очень быстро, чуть ли не на следующий день после бракосочетания, с его именем не расставалась до самой смерти.
Ее называли "красной Мата Хари". По некоторым версиям, Закревская работала сразу на три секретные службы: советскую (ВЧК), английскую и германскую. Кроме того, она любила мужчин и не скрывала этого. Ее избранники отвечали ей страстной и преданной любовью. Среди ее сердечных привязанностей - писатели Максим Горький и Герберт Уэллс, английский разведчик Локкарт, председатель ревтрибунала ВЧК Петере.
Первый законный супруг Марии Игнатьевны граф И. А. Бенкендорф, прежде чем был застрелен летом 1918 года, узнал, что его жена влюблена в английского дипломата Локкарта.
Роберт Брюс Локкарт впервые приехал в Россию в 1912 году в качестве вице-консула. Он не знал страны, но быстро обзавелся друзьями, полюбил ночные выезды на тройках, ночные рестораны с цыганами, балет. Художественный театр, интимные вечеринки в тихих переулках Арбата. В 1917 году он ненадолго уехал домой в Шотландию, но затем возвратился - но уже в другую Москву, в другую Россию. Он приехал как специальный агент, как осведомитель, глава особой миссии, чтобы установить неофициальные отношения с большевиками. Встретившись с Мурой в посольстве, он был очарован ее жизнеспособностью и стойкостью. Скоро оба страстно влюбились друг в друга. В начале сентября 1918 года ночью Муру забрал из постели Локкарта наряд чекистов во главе с преданным помощником "железного Феликса" Яковом Петер-сом. Невыяснено, привез ли он Муру сразу в ЧК или к себе на квартиру, где пытался перевербовать. Так или иначе, но Закревская оказалась в подвалах Лубянки. По свидетельству английских источников, 4 сентября 1918 года сэр Роберт Брюс Локкарт, которого чекисты уже считали главным действующим лицом "заговора Антанты", обратился в комиссариат по иностранным делам с просьбой об освобождении Муры. Получив отказ, он отправился на Лубянку к Петерсу. В результате Локкарт был немедленно арестован и провел в заключении несколько недель. Мура же была освобождена и даже получила возможность посещать Локкарта в Кремле, ибо английский разведчик проводил свое заключение в комфортабельной квартире бывшей фрейлины императрицы. В октябре Локкарту в числе других представителей "миссии Антанты" было разрешено вернуться "домой в обмен на освобождение российских официальных лиц, задержанных в Лондоне..."
После освобождения Локкарт отбыл в Англию, и Закревская осталась в Москве в полном одиночестве, больная легкой формой испанки. Когда кончились деньги, она продала свои девичьи бриллиантовые серьги, последнее, что у нее было. Денег хватило, чтобы добраться до Петрограда в коридоре вагона третьего класса. Она выехала туда зимой 1919 года. Но в Петрограде ее арестовали и освободили лишь после звонка на Лубянку. Мура понимала, что она должна работать, чтобы прожить. Но как и где?
В это время пролетарский писатель Максим Горький организовал издательство "Всемирная литература", и Закревская узнает, что в издательстве нужны переводчики с английского на русский. Она познакомилась с писателем Корнеем Чуковским. И хотя Мура никогда не переводила на русский язык, поскольку знала его слабее английского и французского, Чуковский обошелся с ней ласково и дал кое-какую конторскую работу. Вскоре он приводит Закревскую к Горькому.
В то время у писателя в его большой квартире бывало много людей, и неизвестно было - кто живет здесь постоянно, а кто - временно. Здесь, кроме писателя, его сына, М.Ф. Андреевой и ее родственников, бывали В. Ходасевич, Ф. Шаляпин, Б. Пильняк, Л. Рейснер. М. Добужинский и многие другие, в том числе и члены правительства-Луначарский, Коллонтай, Ленин.
Постепенно Мура перебралась в квартиру Горького и уже через неделю оказалась в доме необходимой - стала личным секретарем писателя, помогала разбирать корреспонденцию, отбирала для него наиболее важные статьи из газет и журналов, выполняла машинописные работы. И просто умела слушать и вести разговоры о музыке, поэзии, искусстве. Комнаты Муры и Горького находились рядом. Горький восхищался не только ее талантом собеседника. Она была моложе писателя на 24 года. Кстати, свой роман "Жизнь Клима Самгина" он посвятил ей, Марии Игнатьевне Закревской. В 1921 году в доме Горького появился знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, старый знакомый Горького. Он хотел посмотреть Россию, увидеть результаты революции, которую приветствовал. Уэллс немедленно покорил всех своим умом, веселым разговором, энтузиазмом. Мура состояла при нем переводчиком - она была официально приставлена к нему по распоряжению Кремля. Уэллс знал Закревскую еще в Лондоне, до замужества, девять лет назад, когда ей было двадцать. К концу второй недели пребывания в Петрограде Уэллс внезапно почувствовал себя подавленным, и Мура, улыбаясь ему своей лукавой и кроткой улыбкой, уводила его гулять на набережную, в Летний сад. В результате Уэллс очутился у ее ног. И, уехав, посылал ей письма с оказией.
Зимой 1921 года Мура уехала в Эстонию, где у родственников мужа жили ее дети. В Таллинне она была арестована как советская шпионка. Ее выпустили. Но, поскольку въездная виза истекала через три месяца, в конце своей поездки она вышла замуж за барона Николая Будберга, эстонского подданного.
Горький и Мура состояли в переписке, и она время от времени получала чеки из Дрезденского банка, куда переводились гонорары Горького.
Весной 1922 года она наконец приехала к Горькому в Херингсдорф, и вскоре они все поселились в Саарове.
Чем привлекала Мура и Горького, и Уэллса, и множество других мужчин? Сияющее миром и покоем лицо, большие, глубокие глаза, яркий и быстрый ум, понимание собеседника с полуслова... Стройная и крепкая, элегантная даже в простых платьях. Драгоценностей она не носила, ее запястье туго стягивали мужские часы на широком кожаном ремне.
Живя с Горьким, время от времени Мура уезжала "к детям", на месяц-полтора. Мало кто знал подробности этих поездок, где и с кем она бывала. Даже спустя двадцать лет она молчала о своих встречах с Гарольдом Никольсоном, завтраках с Сомерсетом Моэмом, дружбе с Витой Саквилл-Уэст, приемах во французском посольстве. Виделась Мура и с Локкартом, который позднее описал первую после разлуки встречу в своей книге воспоминаний.
Горький понимал, что Закревская не вернется с ним на родину. Она все чаще ездила в Лондон, где встречалась с Локкартом и возобновила отношения с Уэллсом. Вскоре, окончательно выбрав Лондон, она поселилась в двух шагах от дома Уэллса. Она сказала ему, что останется с ним столько, сколько он захочет, но замуж за него не выйдет никогда. Эта связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти писателя, и Уэллс очень страдал от того, что Закревская отказалась от замужества с ним. По завещанию после смерти Уэллс оставил Муре сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца.
Осенью 1974 года она переехала в Италию и 2 ноября умерла в доме одного из предместий Флоренции, где проживал ее сын. Он перевез тело матери в Лондон, где ее отпели в православной церкви и похоронили 11 ноября того же года...
Бывший советский разведчик Леонид Колосов пытался отыскать документы, связанные с работой Муры. Однако личного дела авантюристки в архиве службы внешней разведки не оказалось, хотя обнаружились оперативная справка на нее и ряд документов из других дел, в которых Закревская играла не последнюю роль.
Но разведчик не нашел в доступных ему документах ничего, свидетельствующего о международном шпионаже, и даже в немецком секретном архиве не оказалось доказательств. И немцы в конечном итоге пришли к выводу, что самое вероятное из всех невероятных предположений заключается в том, что она была агентом ЧК. Леонид Колосов, в принципе соглашаясь с германскими документами, считает, что слово "агент" слишком высоко для определения секретной деятельности Закревской. Она, по его мнению, была осведомителем у чекистов, попросту говоря, "стукачкой". Колосов выдвинул и такое предположение - именно Мура отравила М. Горького по указанию своего начальника Ягоды.
Но это всего лишь недоказанное предположение, основанное на недомолвках, намеках тех, кто имел отношение к разведывательной деятельности. И жизнь Марии Игнатьевны Закревской-Бенкендорф-Будберг по-прежнему окутана тайнами и легендами.
Алексей Максимович Горький однажды заметил: «Самое умное, чего достиг человек, — любить женщину». Казалось бы, странное изречение для известного пролетарского писателя, чья голова должна была быть занята совсем иными вещами. Но «Буревестник революции» знал, о чём говорил: именно женщины всегда подпитывали его вдохновение. И последняя из них, по одной из версий, могла стоить ему жизни...
Текст Наталья Туровская
В 1974 году, тихим августовским вечером на задворках неприметного флорентийского домика, увитого виноградной лозой, старая статная дама, с трудом опираясь на две палки, подошла к закрытому фургону-трейлеру и остановилась на мгновение, то ли о чём-то вспомнив, то ли что-то лихорадочно обдумывая. На её крупном лице были видны явные приметы любви к горячительным напиткам. И только глаза — огромные, карие, с поволокой — говорили о былой красоте. Она достала из-за пазухи флягу с какой-то жидкостью, облила ею фургон и бросила в него зажженную спичку. Все моментально вспыхнуло, и весёлые огоньки заплясали, отражаясь в расширенных зрачках старой дамы. Она и не думала отойти на безопасное расстояние и, казалось, наслаждалась зрелищем. А из сада к ней уже бежала взволнованная женщина средних лет и кричала:
— Мама! Мамочка! Ну, что же ты наделала? Ведь там была вся твоя жизнь! Письма, дневники, твоя любовь...
— Нет, детка, здесь ты крепко ошибаешься, — спокойно ответила старая дама, позволяя увести себя в тень апельсиновых деревьев. — Всё, что доверено бумаге, рано или поздно может стать опасным. А любовь... невозможно уничтожить. Если, конечно, речь и вправду шла о любви.
Этой старой дамой была русская эмигрантка Мария Игнатьевна Закревская. Она же — графиня Бенкендорф, она же — баронесса Будберг, она же — Мура.
Ничего не напоминает? Да, на Западе эту загадочную женщину частенько называли «русской Миледи». И, право, было за что...
НЕ ПРОСТО МАРИЯ...
Машенька родилась в Санкт-Петербурге, в семье обер-прокурора Сената Игнатия Платоновича Закревского. Надо признать, девочка не отличалась особой красотой — высока, полновата в груди, тяжеловата в походке. Но среди своих сверстниц она сразу же бросалась в глаза: никто не мог так заразительно смеяться чужим шуткам, как она; ни у кого не было таких поразительных способностей к изучению иностранных языков; и, главное, она уже с 15 лет была необыкновенно притягательна для мужчин. Почему? Да кто ж её знает. Возможно, потому что всегда умела внимательно слушать молодого человека и уже с первых минут знакомства внушить ему мысль, что более преданного и понимающего друга у него не будет никогда в жизни.
После окончания Института благородных девиц родители отправили Марию в Лондон для совершенствования в английском.
Здесь 19-летняя мисс Закревская быстро составила себе прекрасную партию — Иван Бенкендорф, дворянин из Эстонии, занимавший высокий дипломатический чин в российском посольстве в Англии. Они тихо обвенчались и зажили обычной светской жизнью для дипломатической среды: приёмы, фуршеты, официальные визиты. Молодая жена, прекрасно владевшая ещё и немецким, обзавелась сонмом известных поклонников, в число которых входили английский посланник Брюс Локкарт, модный психиатр Зигмунд Фрейд, философ Фридрих Ницше, поэт Райнер Мария Рильке, русский писатель Корней Чуковский и другие. Через год Бенкендорфа перевели в российское посольство в Берлине, где у них родились дети-погодки. А спустя два года началась Первая мировая война, и супруги спешно вернулись в Санкт-Петербург.
В 1917 году Бенкендорф, забрав маленького сына Павла и дочь Татьяну, отправился в своё родовое имение в Эстонию. Мария не могла последовать за ним из-за тяжёлой болезни матери. Увы, больше они не виделись: Бенкендорф был зверски убит восставшими крестьянами под Ревелем, его имение разграбили и сожгли, а дети чудом уцелели благодаря доброте соседей. Выехать к ним Мария Игнатьевна не могла: железнодорожное сообщение с Эстонией было прервано, а у неё не было ни крова над головой, ни денег, ни даже тёплых вещей. И тут впервые проявилось знаменитое качество Муры (как ещё в детстве называли её близкие) — неистребимая воля к жизни, которая не переставала удивлять окружавших её людей на протяжении многих лет. Возобновив в доме своей давней подруги знакомство с Брюсом Локкартом, в то время уже возглавлявшим английскую дипломатическую миссию в России, она стала его любовницей (благо англичанин неровно дышал к ней с самой первой встречи!). В марте 1918 года советское правительство переезжает в Москву, куда отправилась и английская миссия, и Мура на правах гражданской жены поселяется в московской квартире Локкарта.
Жизнеспособность Муры невероятна, она заряжает всех, с кем общается. Она — аристократка, и я вижу в ней женщину большого очарования
(Из дневника Б. Локкарта)
Локкарт был влюблён не на шутку и уже грезил, как женится на Муре и увезёт её в Лондон, но судьба распорядилась иначе: однажды ночью прямо из постели чекисты забрали их обоих на Лубянку. Локкарту грозил расстрел как участнику белогвардейского заговора во главе с эсером Борисом Савинковым. Муре — с её-то дворянским прошлым — и подавно. Но произошло нечто для тех лет невероятное: через неделю её, целую и невредимую, освобождают и даже разрешают ежедневно навещать Локкарта в камере. А вскоре она добивается и его освобождения с условием, что бывший посол в два дня покинет Россию. Как ей это удалось? Сие тайна великая есть. Одни злые языки говорили, что в застенках она не без удовольствия ответила на любовные притязания Я. Петерса, лично руководившего их арестом. Другие — что именно тогда она и была завербована ВЧК. А третьи и вовсе философски замечали, что одно другому не помеха.
«ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНЩИНА»
А в это время популярный пролетарский писатель Максим Горький уже явно тяготился любовью своей второй жены — истеричной актрисы Марии Андреевой, подыскивая себе новую Музу. И вскоре он обрёл её в лице Муры, которую К. Чуковский, по старой памяти, устроил работать секретарем в издательство «Всемирная литература», основанное Горьким. Сам Чуковский так вспоминает об их первой встрече на редакционном заседании: «Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но всё говорил для неё, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». На тот момент Алексею Максимовичу было 52 года, а Марии Игнатьевне — ровно на 24 года меньше. Но, по утверждению современников, не только молодость пленила автора «Песни о Соколе». В этой женщине была та удивительная манкость, от которой мужчины теряют голову, разрушают семьи, предают детей, начинают войны и прочия, и прочия, и прочия. Уже через неделю «титка Мура», как называл её Горький, любивший давать домочадцам смешные прозвища, становится его личным секретарём и переезжает жить в его квартиру. Конечно, их комнаты рядом. И он совершенно беспомощен, если её нет: это она разбирает его корреспонденцию, это она переводит для него статьи из зарубежных газет, наконец, это она первой слушает его новые произведения. С Андреевой давно всё кончено, и пылкий Горький предлагает Муре руку и сердце, но... та слишком дорожит своей свободой. И пользуется ею по своему усмотрению. Так, когда в сентябре 1920 года в Советскую Россию приезжает давний друг Горького английский фантаст Герберт Уэллс, Мура соглашается состоять при нём переводчиком. Мало-помалу, и автор «Машины времени» и «Войны миров» подпадает под чары бывшей графини. И это при том, что она никогда особенно не следила за своей внешностью: на высоком лбу рано появились морщины, любым драгоценностям она предпочитала простые часы на широком мужском ремешке, а за обедом могла лихо выпить пару стопок анисовой водки — ничто её не портило. И лишь глаза — умные, по-оленьи трогательные, всё и вся понимающие — неизменно сводили с ума, завораживали и толкали мужчин на безумства.
Фотографии практически не удавалось передать её внешней прелести. Ни одна женщина на меня так не действовала. Она пленяет своим магнетизмом
(Из воспоминаний Г. Уэллса)
Как-то ночью Уэллс вышел в уборную, а когда возвращался, перепутал дверь и оказался в спальне Муры, да так там и остался. Утром, обнаруживший любовников Горький, устроил грандиозный скандал и чуть ли не покушался на самоубийство, на что мудрая Мура сказала: «Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя — это слишком много! И потом, Герберт старше вас...». И Горький её простил, а Уэллс уехал восвояси с вдребезги разбитым сердцем.
Но Муре было не до них: она мечтала воссоединиться с детьми. И в конце 1920 года она нелегально проникает в Эстонию. Там её тут же арестовывают как «красную шпионку», но опять каким-то чудом ей удаётся не только выйти из тюрьмы, но и получить эстонскую визу. В письме поэту В. Ходасевичу Горький пишет о своей возлюбленной так: «Она стала ещё милее и по-прежнему всем интересуется. Превосходный человек. Хочет выйти замуж за некоего барона: мы все протестуем — пускай барон выбирает себе другую, а она — наша!» Действительно, поскольку срок действия визы подходил к концу и Муре вновь грозила разлука с детьми, местный хитроумный адвокат подсказал любопытный выход — фиктивный брак. Некоему барону Николаю Будбергу, который хотел уехать в Латинскую Америку, срочно требовалось жениться. А Муре было жизненно необходимо эстонское подданство. На том и порешили. Когда Мура вернулась уже баронессой Будберг, изумлённый Горький воскликнул:
— Не медная вы, а железная. Крепче железа в мире нет!
— А вы хотели, чтобы в ТАКОЕ время я была кружевная? — спокойно парировала Мария Игнатьевна.
КОНЕЦ «КРАСНОЙ МАТА ХАРИ»
Тем временем тучи над Горьким, то и дело позволявшим себе просить у Сталина за «старых товарищей по партии», сгущались. Его буквально вынудили уехать в Италию «для поправки здоровья» и, естественно, незаменимая Мура поселилась вместе с ним на знаменитой вилле в Сорренто. Она ведёт все его дела, вплоть до визирования банковских чеков. Ей, Марии Игнатьевне Закревской, Горький посвящает свой главный роман «Жизнь Клима Самгина», начатый в Италии в 1925 году. И она же, в своё время, уговаривает его вернуться в Советскую Россию, тогда как все друзья Горького в один голос твердят, что это смертельно опасно для писателя. Но — он слышит только свою «дорогую титку Муру».
До конца своих дней на его прикроватной тумбочке будет стоять её фотография в рамке. 18 июня 1936 года в Горки, где Горький лечился от гриппа, «проведать» его приехал нарком НКВД Генрих Ягода в сопровождении нескольких лиц, в число которых входила и статная женщина в чёрном. Надо ли говорить, что это была Мура? Она провела у постели писателя более сорока минут, а спустя два часа после её ухода Горький скончался «от воспаления лёгких». По слухам, она то ли отравила его шоколадными конфетами, то ли водой, которой он запивал пилюлю. И хоть все знали, что к сладкому писатель равнодушен, а потому вряд ли бы соблазнился конфетами, но вот стакан, из которого он пил, впоследствии почему-то не нашли.
После смерти Горького 45-летняя Мария Игнатьевна Бенкендорф-Будберг навсегда уехала в Англию. Больше она никогда не бедствовала: советское правительство оформило её как наследницу зарубежных изданий Горького, и она получала гонорары вплоть до начала Второй мировой.
В Лондоне она поселилась не где-нибудь, а в соседнем доме с Гербертом Уэллсом. Их связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти фантаста. Он с завидной регулярностью предлагал ей стать его законной женой, но Мура была непреклонна: дескать, в её возрасте выходить замуж — только народ смешить. А вот влюбленному стареющему Уэллсу было не до шуток.
Уэллс озабочен и болен — он попал под очарование баронессы Будберг
(Из письма Б. Шоу)
Поговаривают, что однажды, когда они на большой скорости ехали вместе в авто, Уэллс чуть ли не силой пытался вырвать у Муры желанное «да», но та рванула на ходу дверцу и ответила со всей решимостью:
— Уж лучше я выброшусь на эту мостовую!..
Когда Уэллса не стало, по его завещанию Муре досталось сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца своих дней. Причём жила бурно, активно участвуя в литературной жизни Лондона (к примеру, частенько завтракала с С. Моэмом, бывшим резидентом английской разведки в России), за что получила в английской прессе прозвище «интеллектуальный вождь». А может быть, и не только в литературной?.. Она долго находилась под пристальным наблюдением британской разведки МИ-5. В донесениях одного из агентов значилось: «Эта женщина очень опасна. Она может выпить огромное количество спиртного, особенно джина, и не терять головы». (Впрочем, если верить воспоминаниям её дочери Татьяны, Мура просто любила всегда быть в центре внимания и сама распускала о себе самые невероятные слухи).
Так или иначе, занавес в игре «красной Мата Хари» опустился 2 ноября 1974 года, когда баронесса Будберг скончалась на 83-м году жизни в одном из предместий Флоренции, в доме, где жил её сын Павел.
Кто знает, возможно, Мура не случайно уехала умирать в Италию? Может быть, она хотела лежать в пронизанной солнцем итальянской земле, где прошли её самые счастливые годы жизни с Горьким? Но, увы, сын перевёз тело матери в Лондон, где её отпели в православной церкви и 11 ноября похоронили под покровом промозглого серого тумана...
КТО, ЕСЛИ НЕ МУРА...
Историки до сих пор скептически оценивают причастность М. Будберг к смерти Горького. И один из аргументов в пользу ее невиновности — это тот факт, что после похорон писателя ей разрешили уехать в Англию. Если бы она выполнила задание Сталина по устранению Горького, вряд ли бы он был заинтересован в жизни такого опасного свидетеля, да ещё за пределами СССР. Но кто же мог быть убийцей, если не Мура? Версий множество. По одной из них, согласно показаниям Г. Ягоды на допросах, Горький был убит им лично по приказу Л. Троцкого. По другой — писателя умертвили по воле Сталина его же лечащие врачи — Л. Левин и Д. Плетнёв. Так, на «процессе врачей» профессор Плетнёв сознался в том, что «умышленно проводил неправильное лечение, а его сообщницами были медицинские сестры, делавшие больному до 40 уколов камфары в сутки». Как обстояло дело на самом деле, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Ведь цена «признаний» на допросах на Лубянке известна. Но в том, что Горький умер не от банального воспаления лёгких, сомнений нет. Хотя бы потому, что его тело, вопреки завещанию похоронить рядом с сыном Максимом на кладбище Новодевичьего монастыря, было кремировано по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), а урна с прахом помещена в Кремлевскую стену. В просьбе официальной вдовы Горького Е.П. Пешковой отдать ей хоть частичку праха для захоронения в могиле сына коллективным решением Политбюро было отказано...
Loading...